Жуховицкий Леонид:

Итак, еще один артист объявил, что уходит. На 11 сентября назначена последняя встреча со зрителями. "В этот раз я действительно хочу поставить точку, потому что дорог мной пройдено много, я привык работать в полную силу, но чувствую, что этих сил меньше, да и интереса к моей персоне поубавилось. Я хотел бы достойно покинуть сцену".

Ну что же – все когда-нибудь кончается, возраст догоняет даже самых знаменитых. Но в данном случае все не так просто. Ибо о завершении творческой карьеры заявил Иосиф Кобзон. Однажды уже уходил со сцены, в шестьдесят лет. Но, как сам заметил, "тогда получилось иначе".

Хотелось бы надеяться, что и сейчас получится иначе. Но, боюсь, на сей раз певец обещание выполнит. 75 – цифра серьезная, да и здоровье не железное, все-таки, онкология. И, тем не менее…

Я знаю Кобзона много лет, то ли тридцать, то ли сорок. Не стал бы хвастаться знакомством со знаменитостью, но он сам, даже по телевизору, пару раз назвал меня своим другом. Прекрасно понимаю, что певец не икона, не статуя, живой человек. Интересы разные, от политики до преферанса. Могу, хотя с трудом, представить себе Кобзона без эстрады. Но вот эстраду без Кобзона – не получается. Слишком много он значит. Слишком крупная личность. Вынь этот камень из стены – как бы не обвалилась.

Жаль, что жизнь человеческая коротка. Вроде бы недавно в Малом зале Дома литераторов добрый человек Оскар Борисович Фельцман показывал свои новые (на тот момент) песни, а исполнял их молодой певец, которого вывез в люди мэтр. Певец смотрелся не шаблонно, курчавый крепыш больше походил на боксера какого-нибудь полутяжелого веса. Потом оказалось, что и в боксе он добился кое-чего.

Физическая крепость порой ставилась ему в вину. Как-то приятель попросил меня помочь директору то ли Москонцерта, то ли Росконцерта, точно уже не помню. Главу обвиняли в нарушении каких-то финансовых норм: мол, на БАМе слишком часто выступал один и тот же певец, как раз Кобзон. Его возили от поселка к поселку, иной раз в день выходило пять концертов. Коллеги возмущались – почему он, а не они. Директор объяснял мне: "Ну, что я могу поделать, если строители требуют именно его? А у него такой голосовой аппарат, что он в пятый раз за день поет так же мощно, как и в первый"!

Кобзон развивался быстро, но без всякой суеты, ни перед кем не заискивая, не борясь за регалии. Регалии приходили сами, потому что для славы было все: голос, работоспособность, очень крупный талант и, не в последнюю очередь, вкус к поэзии: песни, которые пел Кобзон, писались не на тексты, а на стихи. Быстро пришедшую популярность певец использовал очень активно – чтобы собрать всех, кому он в жизни помог, понадобился бы средних размеров стадион.

Его человеческие качества вызывают безоговорочное уважение. Он нетороплив, уверен в себе и спокойно, без бравады, бесстрашен. В дни трагедии на Дубровке именно Кобзон вошел в захваченное террористами здание и вывел оттуда группу малышей – его мужество произвело впечатление на боевиков. Памятники при жизни обычно смешны. Но когда Кобзону земляки поставили памятник на родине, в Донбассе, это было забавно, но не смешно, скорее, трогательно – все понимали, что заслужил.

Для меня Иосиф, прежде всего, огромного масштаба личность. Больше полувека держать себя в отличной форме и в профессии, и в жизни, это дорогого стоит. Термин "шоу бизнес" не идет ему ни с какого бока: он не бизнесмен, не эстрадник – он артист. Народный не по званию, а по всей своей сути.

И вот – уходит…

Лет двадцать назад мы в довольно узкой компании (прямые и косвенные ученики) отмечали восьмидесятилетие замечательного драматурга Виктора Сергеевича Розова. Естественно, был и ритуальный вопрос к юбиляру – над чем работает? Именинник ответил откровенно до резкости: "Я больше ничего не пишу. Даже Толстой в восемьдесят лет писал всякую чушь, а я не Толстой".

Я сказал тогда то, что думал: "Когда большой писатель уже не может работать на своем уровне, у него остается еще одна обязанность перед современниками – просто жить. Пока он жив, молодым талантливым ребятам есть, на чью помощь надеяться, а лукавым холуям трудней ловчить и подличать". Что-нибудь подобное я мог бы сказать и о Кобзоне.

Во всяком деле необходимы нравственные авторитеты – таким в поэзии был Твардовский, в прозе Эренбург, в музыке Шостакович, в актерском ремесле Ульянов, в науке Капица, Лихачев или Сахаров. На эстраде очень высоко держали планку Утесов, Зыкина, Райкин. Потом они ушли, и главная роль перешла к Кобзону: при нем не так-то просто гнать убогую "текстуху" или кривляться под "фанеру".

Понимаю – рано или поздно голос у певца слабеет. Но личность-то остается! А другой личности масштаба Кобзона я на сегодняшней эстраде не вижу. Отойди он в сторону – и российская эстрада станет раздрызганней и, боюсь, грязноватей. Кто будет определять критерии?

Со сцены Кобзону можно уйти. Из искусства нельзя. Кто заменит? Рад бы выдвинуть кандидатуру, но – не знаю подходящей.